Как приоритеты Роскосмоса определяют его репутацию - «Технологии»

Лидерство НАСА в освоении космического пространства не подвергается сомнению никем в мире. Но почему мы уверены, что американская космонавтика лучше любой другой? Потому что американские исследовательские станции работают около Юпитера, Марса и Луны. Зонд «Новые горизонты» снял в высоком разрешении Плутон и продолжает полет в поясе Койпера, а на поверхности Марса активны сразу два автоматических аппарата. В США готовится к полетам пилотируемый корабль «Орион» для экспедиций к Луне, и в 2019-2020 годах начнется эксплуатация двух новых околоземных пилотируемых кораблей.

Заметьте, в приведенном выше списке нет ни одной победной реляции о запуске спутников дистанционного зондирования Земли или метеорологических космических аппаратов. Вы помните, когда в последний раз читали в новостях о чем-нибудь подобном? Хорошие прикладные спутники разрабатываются и европейскими компаниями (Thales Alenia Space, Airbus), и японскими (Mitsubishi), и даже российскими (ИСС им. Решетнева), но они не придают высокий статус космическим отраслям своих стран.

Во всех странах основная часть вложений в космическую отрасль идет из госбюджета. В США это более половины, в России – 100%. Поэтому власти любят время от времени напоминать своим космическим агентствам, что они должны «приносить пользу» обществу и государству. И Россия здесь не исключение. Приоритеты Роскосмоса, описанные в официальной стратегии госкорпорации до 2030 года, полностью сформированы этими требованиями. На первом месте находится прикладная космонавтика, на втором – пилотируемая космонавтика, расходы на которую обусловлены участием в международной программе. И на последнем месте расположилась научно-исследовательская программа. Немного иначе сформулировал приоритеты отрасли ее куратор в правительстве Юрий Борисов в сентябре 2018 года: на первое место он поставил выполнение военного заказа, а на второе – поддержание группировки прикладных спутников. Что касается пилотируемой и научно-исследовательской космонавтики, то, по словам Борисова, им «никто не закрывает дорогу».

В НАСА иные приоритеты. Основное финансирование там получает пилотируемая космонавтика (с учетом содержания МКС и разработки транспортный системы для полетов к Луне). Затем с небольшим отставанием идут проекты по астрономии и исследованию Солнечной системы. За ними стоит изучение Земли. А прикладные запуски вообще финансируются из бюджетов тех государственных ведомств, которые считают нужным их профинансировать.

Некоммерческая прикладная космонавтика, которая приносит ту самую «пользу», оправдывающую расходы бюджетных средства – это наблюдение за Землей в гражданских целях и метеорология. Иронично, но реальная польза от этой «полезной космонавтики» не совсем очевидна. Окупают ли данные, полученные с каждого дополнительного метеорологического спутника, расходы на его запуск? У нас в стране ситуация еще хуже. В России регулярно запускаются спутники зондирования Земли («Канопусы», «Ресурсы») и есть активный метеоспутник «Электро-Л». При этом государственные ведомства и частные компании часто жалуются, что им проще получить доступ к данным с иностранных спутников, а у метеорологов есть претензии к качеству данных «Электро-Л».

Получается, что российская прикладная космонавтика работает по большей части «в стол». Пилотируемые полеты и наука финансируются по остаточному принципу, а потому не демонстрируют вообще никаких достижений.

В результате сложилась ситуация, при которой Роскосмос не приносит государству ничего кроме репутационного ущерба, связанного с неизбежными авариями. Репутация Роскосмоса за границей также находится на дне, ведь прикладные запуски, как говорилось выше, ее не поднимают, а других достижений у госкорпорации нет. Отсюда и вполне объяснимое нежелание государства финансировать отрасль. Зачем – если от нее одни проблемы?

Конечно, можно и нужно повышать эффективность российской прикладной космонавтики: заказ на нее должны формировать заинтересованные государственные ведомства, и информация со спутников должна быть доступна без бюрократических препон как для них, так и для частных клиентов на рыночных условиях. Однако все это не исправит репутацию Роскосмоса и не оправдает его существование в глазах государственных чиновников. А вот успешный запуск даже простого исследовательского аппарата к Луне или другим планетам был бы воспринят положительно как в России, так и за ее пределами.

С первых лет своего существования космонавтика была символом стремления к знаниям и научных достижений и, конечно, инструментом «мягкой силы» во внешней политике. К сожалению, к началу XXI века ситуация принципиально не изменилась. Привлекая к работе над перспективными проектами международных партнеров, НАСА демонстрирует им выгоды сотрудничества с США и удерживает их на своей НАСА-центричной орбите.

Увы, государство до сих пор получает от космонавтики в основном не осязаемую прибыль, а репутационную отдачу. На репутацию влияют аварии (отрицательно) и достижения в научно-исследовательской программе (положительно). Поскольку вторым Роскосмос не занимается, у него нет достижений вовсе. И не важно, сколько денег вкладывается в Роскосмос и его обеление в СМИ: репутация у госкорпорации останется негативной.

Вместо лунных станций, на которые можно установить научные приборы стран-партнеров, Роскосмос запускает один за другим спутники зондирования Земли. Он превратился в организацию, которая не в состоянии – организационно, не технически – запустить даже микроспутник Луны, и которая появляется в новостях лишь в связи с очередной аварией или очередным скандалом.

Нежелание Роскосмоса вращаться на орбите НАСА делу никак не помогает. Оно имело бы смысл, будь у Роскосмоса финансовые и технические ресурсы, а также собственные вменяемые научные и пилотируемые программы. Но их нет. Как и желания приобрести какой-то новый опыт, на основе которого в дальнейшем можно было бы создать независимую программу освоения Луны. Активным действиям Роскосмос, видимо, предпочел пассивную деградацию.

Роскосмос в своих соцсетях опубликовал видео с камер, установленных на спутнике дистанционного зондирования Земли EgyptSat-A. Несмотря на довольно любопытные кадры, видео не привлекло большого внимания общественности. Его нельзя сравнивать по популярности, например, первыми фотоснимками, сделанными марсоходом Curiosity на Марсе. В этом, конечно, нет ничего удивительного: EgyptSat-A находится в 600 км от Земли, а Curiosity – на другой планете в десятках миллионов километров от нас. Лидерство НАСА в освоении космического пространства не подвергается сомнению никем в мире. Но почему мы уверены, что американская космонавтика лучше любой другой? Потому что американские исследовательские станции работают около Юпитера, Марса и Луны. Зонд «Новые горизонты» снял в высоком разрешении Плутон и продолжает полет в поясе Койпера, а на поверхности Марса активны сразу два автоматических аппарата. В США готовится к полетам пилотируемый корабль «Орион» для экспедиций к Луне, и в 2019-2020 годах начнется эксплуатация двух новых околоземных пилотируемых кораблей. Заметьте, в приведенном выше списке нет ни одной победной реляции о запуске спутников дистанционного зондирования Земли или метеорологических космических аппаратов. Вы помните, когда в последний раз читали в новостях о чем-нибудь подобном? Хорошие прикладные спутники разрабатываются и европейскими компаниями (Thales Alenia Space, Airbus), и японскими (Mitsubishi), и даже российскими (ИСС им. Решетнева), но они не придают высокий статус космическим отраслям своих стран. Во всех странах основная часть вложений в космическую отрасль идет из госбюджета. В США это более половины, в России – 100%. Поэтому власти любят время от времени напоминать своим космическим агентствам, что они должны «приносить пользу» обществу и государству. И Россия здесь не исключение. Приоритеты Роскосмоса, описанные в официальной стратегии госкорпорации до 2030 года, полностью сформированы этими требованиями. На первом месте находится прикладная космонавтика, на втором – пилотируемая космонавтика, расходы на которую обусловлены участием в международной программе. И на последнем месте расположилась научно-исследовательская программа. Немного иначе сформулировал приоритеты отрасли ее куратор в правительстве Юрий Борисов в сентябре 2018 года: на первое место он поставил выполнение военного заказа, а на второе – поддержание группировки прикладных спутников. Что касается пилотируемой и научно-исследовательской космонавтики, то, по словам Борисова, им «никто не закрывает дорогу». В НАСА иные приоритеты. Основное финансирование там получает пилотируемая космонавтика (с учетом содержания МКС и разработки транспортный системы для полетов к Луне). Затем с небольшим отставанием идут проекты по астрономии и исследованию Солнечной системы. За ними стоит изучение Земли. А прикладные запуски вообще финансируются из бюджетов тех государственных ведомств, которые считают нужным их профинансировать. Некоммерческая прикладная космонавтика, которая приносит ту самую «пользу», оправдывающую расходы бюджетных средства – это наблюдение за Землей в гражданских целях и метеорология. Иронично, но реальная польза от этой «полезной космонавтики» не совсем очевидна. Окупают ли данные, полученные с каждого дополнительного метеорологического спутника, расходы на его запуск? У нас в стране ситуация еще хуже. В России регулярно запускаются спутники зондирования Земли («Канопусы», «Ресурсы») и есть активный метеоспутник «Электро-Л». При этом государственные ведомства и частные компании часто жалуются, что им проще получить доступ к данным с иностранных спутников, а у метеорологов есть претензии к качеству данных «Электро-Л». Получается, что российская прикладная космонавтика работает по большей части «в стол». Пилотируемые полеты и наука финансируются по остаточному принципу, а потому не демонстрируют вообще никаких достижений. В результате сложилась ситуация, при которой Роскосмос не приносит государству ничего кроме репутационного ущерба, связанного с неизбежными авариями. Репутация Роскосмоса за границей также находится на дне, ведь прикладные запуски, как говорилось выше, ее не поднимают, а других достижений у госкорпорации нет. Отсюда и вполне объяснимое нежелание государства финансировать отрасль. Зачем – если от нее одни проблемы? Конечно, можно и нужно повышать эффективность российской прикладной космонавтики: заказ на нее должны формировать заинтересованные государственные ведомства, и информация со спутников должна быть доступна без бюрократических препон как для них, так и для частных клиентов на рыночных условиях. Однако все это не исправит репутацию Роскосмоса и не оправдает его существование в глазах государственных чиновников. А вот успешный запуск даже простого исследовательского аппарата к Луне или другим планетам был бы воспринят положительно как в России, так и за ее пределами. С первых лет своего существования космонавтика была символом стремления к знаниям и научных достижений и, конечно, инструментом «мягкой силы» во внешней политике. К сожалению, к началу XXI века ситуация принципиально не изменилась. Привлекая к работе над перспективными проектами международных партнеров, НАСА демонстрирует им выгоды сотрудничества с США и удерживает их на своей НАСА-центричной орбите. Увы, государство до сих пор получает от космонавтики в основном не осязаемую прибыль, а репутационную отдачу. На репутацию влияют аварии (отрицательно) и достижения в научно-исследовательской программе (положительно). Поскольку вторым Роскосмос не занимается, у него нет достижений вовсе. И не важно, сколько денег вкладывается в Роскосмос и его обеление в СМИ: репутация у госкорпорации останется негативной. Вместо лунных станций, на которые можно установить научные приборы стран-партнеров, Роскосмос запускает один за другим спутники зондирования Земли. Он превратился в организацию, которая не в состоянии – организационно, не технически – запустить даже микроспутник Луны, и которая появляется в новостях лишь в связи с очередной аварией или очередным скандалом. Нежелание Роскосмоса вращаться на орбите НАСА делу никак не помогает. Оно имело бы смысл, будь у Роскосмоса финансовые и технические ресурсы, а также собственные вменяемые научные и пилотируемые программы. Но их нет. Как и желания приобрести какой-то новый опыт, на основе которого в дальнейшем можно было бы создать независимую программу освоения Луны. Активным действиям Роскосмос, видимо, предпочел пассивную деградацию.