© flickr.com, European ParliamentФранцузы проявляют к Европе не любовь или скептицизм, а безразличие. Кто в этом виноват? Виновата Европа, напрашивается ответ. Эксперт Нелли Гарнье отмечает в «Фигаро», что европейские институты никак не отражают то, с чем приходится сталкиваться европейским гражданам, которые все больше теряют к ним интерес. Объясняет она и причину такого расстройства демократии.
Менее чем за три месяца до голосования предвыборная кампания протекает в атмосфере практически всеобщего безразличия. Формирование списков все дальше затягивается. Собрания активистов — большая редкость. Что касается проектов, ни одному из них пока что не удалось привлечь к себе внимание. «Желтые жилеты» после 15 недель мобилизации, судя по всему, окончательно забросили эту тематику. Под огнем критики большинство из тех, кто хотел бы представлять движение на будущих выборах, вывесили белый флаг. На сайте больших дебатов Европе посвящено лишь несколько сот из 60 000 предложений. Кроме того, на запущенной самими «желтыми жилетами» платформе «Настоящие дебаты» на рубрику «Европа, иностранные дела и заморские территории» приходится менее 6 000 из более 100 000 предложений.
На европейских выборах традиционно наблюдается самая большая неявка по всему континенту. Во Франции она составила 57,57% в мае 2014 года, 59,37% в июне 2009 года и 57,24% в июне 2004 года. Активнее всего на избирательные участки ходят люди старше 65 лет, а также граждане с высокими доходами и жители больших городов, то есть те же самые категории, которые проявляют наибольшую активность на любых выборах. Стоит сказать, что французы в целом проявляют к Европе не любовь или скептицизм, а безразличие. Кто в этом виноват? Виновата Европа, напрашивается ответ. Европа, которой никто не интересуется, потому что она где-то далеко. Социологические исследования каждый год показывают, что доверие к институту обратно пропорционально ощущению его отдаленности.
В 2019 году 54% французов доверят своему мэру, однако всего 19% из них верят в крупные международные институты вроде «Большой двадцатки». Рейтинги Евросоюза и Европарламента в свою очередь составляют 28% и 24%. Кто-то считает, что в этом виновата сама Европа, которая не формирует никакой идентичности. Как убедить 500 миллионов европейцев, что они представляют собой единый народ, связанный «сообществом судьбы»?
Как бы то ни было, эти причины слишком уж задвигают в тень другие. Явка составила 69,7% во время референдума по Маастрихтскому договору в 1992 году и 69,37% на голосовании по проекту европейской конституции в 2005 году. Кроме того, результаты в обоих случаях говорят о том, что в нашей стране имеется большое число как сторонников, так и противников Европейского союза. Это означает, что наши граждане интересуются Европой, когда вопрос четко сформулирован и когда они считают, что их голос имеет значение.
При этом в работе европейских институтов делается все, чтобы создать у людей впечатление бесполезности их голосования. Европейские ведомства не перекликаются ни с чем, что знакомо французским гражданам. Политическая жизнь в стране выстраивается на курсе и борьбе большинства и оппозиции, тогда как функционирование ЕС опирается на представленность каждой страны и культуру компромисса. Наши представители в Страсбурге оказываются в парламенте без политического большинства, что обрекает их на формирование альянсов для приятия документов в рамках сложного процесса совместного принятия решений с советом ЕС. Французский гражданин практически не в силах понять, как отразится его голос на работе Европарламента, тем более что голосование идет по контролируемым политическими объединениями партийным спискам, и у евродепутатов нет желания рассказывать согражданам то, что они отстаивают в Страсбурге.
На все это накладываются позиции национальных политических партий, прежде всего Соцпартии и «Республиканцев», которые всегда поддерживали определенную неясность по европейским вопросам, чтобы не выставлять на всеобщее обозрение внутренний раскол. Осознавая, что на европейских выборах они ничего не выиграют, но зато могут много проиграть, они сформировали расплывчатые лозунги: защищающая Европа, действующая Европа, другая Европа, новая Европа и т.д. На фоне нынешних глобальных перемен системы политического разделения, в европейских партиях тоже обозначается раскол. Сегодня становится все труднее поддерживать дисциплину в объединениях вроде Европейской народной партии, которая включает в себя движения от немецкого ХДС до «Фидеш» Виктора Орбана.
Наконец, СМИ также несут ответственность за отсутствие внимания к европейским вопросам. Достаточно взглянуть на то, как активно некоторые из них разжигали полемику вокруг абортов после назначения Франсуа-Ксавье Беллами (Fran?ois-Xavier Bellamy) лидером избирательного списка «Республиканцев», чтобы понять, что суть вопроса мало их интересует. Стоит вспомнить и одно менее заметное, но все же важное событие: прошедшие в 2014 году теледебаты двух фаворитом в борьбе за пост глав Еврокомиссии, Мартина Шульца и Жана-Клода Юнкера. Крупные французские каналы попросту отказались транслировать их из опасения, что они не соберут аудиторию. В Германии дебаты организовали на немецком языке по второму каналу. Французы же не получили права на такой демократический момент, хотя большинство кандидатов говорили по-французски. СМИ решили, что гражданам это не интересно, даже не дав им шанса проявить интерес.
Можно уже сейчас сказать, что на выборах 26 мая 2019 года будет наблюдаться высокая неявка. У нас остается еще три месяца, чтобы начать с французами настоящие дебаты, которые не обходят стороной разногласия в каждом политическом лагере и слабости европейских институтов. Отказываясь от этого, мы отдаем выборы на откуп двум меньшинствам, которые, тем не менее, демонстрируют самые понятные политические позиции: речь идет о евроскептиках и блаженных еврофилах.
© flickr.com, European ParliamentФранцузы проявляют к Европе не любовь или скептицизм, а безразличие. Кто в этом виноват? Виновата Европа, напрашивается ответ. Эксперт Нелли Гарнье отмечает в «Фигаро», что европейские институты никак не отражают то, с чем приходится сталкиваться европейским гражданам, которые все больше теряют к ним интерес. Объясняет она и причину такого расстройства демократии.Менее чем за три месяца до голосования предвыборная кампания протекает в атмосфере практически всеобщего безразличия. Формирование списков все дальше затягивается. Собрания активистов — большая редкость. Что касается проектов, ни одному из них пока что не удалось привлечь к себе внимание. «Желтые жилеты» после 15 недель мобилизации, судя по всему, окончательно забросили эту тематику. Под огнем критики большинство из тех, кто хотел бы представлять движение на будущих выборах, вывесили белый флаг. На сайте больших дебатов Европе посвящено лишь несколько сот из 60 000 предложений. Кроме того, на запущенной самими «желтыми жилетами» платформе «Настоящие дебаты» на рубрику «Европа, иностранные дела и заморские территории» приходится менее 6 000 из более 100 000 предложений. На европейских выборах традиционно наблюдается самая большая неявка по всему континенту. Во Франции она составила 57,57% в мае 2014 года, 59,37% в июне 2009 года и 57,24% в июне 2004 года. Активнее всего на избирательные участки ходят люди старше 65 лет, а также граждане с высокими доходами и жители больших городов, то есть те же самые категории, которые проявляют наибольшую активность на любых выборах. Стоит сказать, что французы в целом проявляют к Европе не любовь или скептицизм, а безразличие. Кто в этом виноват? Виновата Европа, напрашивается ответ. Европа, которой никто не интересуется, потому что она где-то далеко. Социологические исследования каждый год показывают, что доверие к институту обратно пропорционально ощущению его отдаленности. В 2019 году 54% французов доверят своему мэру, однако всего 19% из них верят в крупные международные институты вроде «Большой двадцатки». Рейтинги Евросоюза и Европарламента в свою очередь составляют 28% и 24%. Кто-то считает, что в этом виновата сама Европа, которая не формирует никакой идентичности. Как убедить 500 миллионов европейцев, что они представляют собой единый народ, связанный «сообществом судьбы»? Как бы то ни было, эти причины слишком уж задвигают в тень другие. Явка составила 69,7% во время референдума по Маастрихтскому договору в 1992 году и 69,37% на голосовании по проекту европейской конституции в 2005 году. Кроме того, результаты в обоих случаях говорят о том, что в нашей стране имеется большое число как сторонников, так и противников Европейского союза. Это означает, что наши граждане интересуются Европой, когда вопрос четко сформулирован и когда они считают, что их голос имеет значение. При этом в работе европейских институтов делается все, чтобы создать у людей впечатление бесполезности их голосования. Европейские ведомства не перекликаются ни с чем, что знакомо французским гражданам. Политическая жизнь в стране выстраивается на курсе и борьбе большинства и оппозиции, тогда как функционирование ЕС опирается на представленность каждой страны и культуру компромисса. Наши представители в Страсбурге оказываются в парламенте без политического большинства, что обрекает их на формирование альянсов для приятия документов в рамках сложного процесса совместного принятия решений с советом ЕС. Французский гражданин практически не в силах понять, как отразится его голос на работе Европарламента, тем более что голосование идет по контролируемым политическими объединениями партийным спискам, и у евродепутатов нет желания рассказывать согражданам то, что они отстаивают в Страсбурге. На все это накладываются позиции национальных политических партий, прежде всего Соцпартии и «Республиканцев», которые всегда поддерживали определенную неясность по европейским вопросам, чтобы не выставлять на всеобщее обозрение внутренний раскол. Осознавая, что на европейских выборах они ничего не выиграют, но зато могут много проиграть, они сформировали расплывчатые лозунги: защищающая Европа, действующая Европа, другая Европа, новая Европа и т.д. На фоне нынешних глобальных перемен системы политического разделения, в европейских партиях тоже обозначается раскол. Сегодня становится все труднее поддерживать дисциплину в объединениях вроде Европейской народной партии, которая включает в себя движения от немецкого ХДС до «Фидеш» Виктора Орбана. Наконец, СМИ также несут ответственность за отсутствие внимания к европейским вопросам. Достаточно взглянуть на то, как активно некоторые из них разжигали полемику вокруг абортов после назначения Франсуа-Ксавье Беллами (Fran?ois-Xavier Bellamy) лидером избирательного списка «Республиканцев», чтобы понять, что суть вопроса мало их интересует. Стоит вспомнить и одно менее заметное, но все же важное событие: прошедшие в 2014 году теледебаты двух фаворитом в борьбе за пост глав Еврокомиссии, Мартина Шульца и Жана-Клода Юнкера. Крупные французские каналы попросту отказались транслировать их из опасения, что они не соберут аудиторию. В Германии дебаты организовали на немецком языке по второму каналу. Французы же не получили права на такой демократический момент, хотя большинство кандидатов говорили по-французски. СМИ решили, что гражданам это не интересно, даже не дав им шанса проявить интерес. Можно уже сейчас сказать, что на выборах 26 мая 2019 года будет наблюдаться высокая неявка. У нас остается еще три месяца, чтобы начать с французами настоящие дебаты, которые не обходят стороной разногласия в каждом политическом лагере и слабости европейских институтов. Отказываясь от этого, мы отдаем выборы на откуп двум меньшинствам, которые, тем не менее, демонстрируют самые понятные политические позиции: речь идет о евроскептиках и блаженных еврофилах.
Следующая похожая новость...
