Teologia Polityczna (Польша): Вольтер и его российские миражи - «Политика»
Можно практически точно назвать дату, когда во Франции возник повышенный интерес к России. Это произошло в 1709 году после выигранной Петром I Полтавской битвы. Одержав победу над мощной Швецией Карла XII, основного наряду с Польшей северного союзника Людовика XIV, российский царь гарантировал себе сильную позицию среди европейских держав. В свою очередь, милитаристский абсолютизм «короля-солнца» на рубеже XVIII века переживал естественный процесс разрушения, уступая место менее иерархичной общественно-политической системе, опирающейся на избираемые представительские собрания. Изменения в высокой культуре и науке, а также революция в технике и военной тактике привели к преобразованию монархии феодального типа в систему просвещенного абсолютизма. Одновременно стало очевидно, что после Реформации и религиозных войн уже невозможно вернуть единство христианства и ниспосланную богом абсолютную королевскую власть. Перед Францией открылся путь к тому, что Алексис де Токвиль (Alexis de Tocqueville) назовет демократией.
Между тем в России прекрасно себя чувствовала патримониальная система, опиравшаяся на самодержавие, подчинение Церкви государству, Табель о рангах, ликвидацию состоятельной оппозиции (бояр) при одновременном сохранении рабства. Россия активно занималась пропагандой и совершала символические жесты (отрезание бород боярам, перенос столицы из Москвы в Петербург и так далее), но на самом деле реформы Петра I так и не сделали империю царей равной просвещенной Европе, а тем более не привнесли в общественно-политическую жизнь революционных изменений в духе «novus ordo s?culorum».
Петр I, конечно, реформировал патримониальный строй, введенный Иваном III, закрепленный его внуком Иваном IV Грозным, а позднее успешно «улучшавшейся» Романовыми (в период правления этой династии к России в день прибавлялось по 140 квадратных километров площади), однако, существует отчетливая преемственность между изначальной самодержавной версией этого режима предыдущих эпох и ее петровской усовершенствованной модификацией (в первую очередь в сфере пропаганды и военного дела). Эта преемственность сохранялась вплоть до 1917 года.
© РИА Новости, РИА Новости | Перейти в фотобанкПортрет Вольтера и страница из книги "История Российской империи эпохи Петра" 1759 годВольтер, несомненно, оказал России огромную услугу в ее идеологической экспансии: он не только «разработал» для нужд царей и навязал Западной Европе образ просвещенного российского государства, но и приписал его властителям важную цивилизационную миссию. Вольтеровская «История» полна, однако, нестыковок, анахронизмов, ошибок, умолчаний, политических подтасовок, лжи и неприкрытой пропаганды. Чтобы не быть голословным, приведу несколько самых ярких примеров. Изображая фигуру царя, Вольтер обходит молчанием все пороки своего героя и беззакония, которые он творил. Он также не углубляется в описание законов, войн и появившихся при Петре административно-экономических образований, считая, что этим должны заниматься лучше информированные и разбирающиеся в теме российские специалисты. Французский публицист полагает, что задача историка — демонстрировать полезную правду о государстве, а не выискивать какие-то секреты или слабые стороны его лидера. Он знал о жестокости Петра, отсталости России и существующем там рабстве, но ни слова об этом не писал. Наоборот, стремясь обосновать тезис о стремительно развивающемся российском государстве (тогда считалось, что чем более развита в цивилизационном плане страна, тем больше ее население) он искажает перспективу и преувеличивает данные о его человеческом потенциале, например, завышая в три раза количество мужчин, платящих подушный налог.Вольтер, руководствующийся идеями терпимости, абсолютно убежден в том, что Петр I не преследовал староверов, тогда как на самом деле тот притеснял их еще сильнее, чем его отец (кстати, в книге их появление ошибочно датируется XII, а не XVII веком). Об украинцах он писал, что они «представляют собой группу древних роксолан, сарматов и татар, живших разбоем». Происхождение слова «царь» Вольтер неверно выводит из персидского языка. Его историческая правда зачастую теряется за риторическими оборотами или неудачными со стилистической точки зрения фразами. «Карл XII, — пишет, например, он, — разрушал Польшу, а Петр привозил в Москву из Польши и Саксонии пастухов и овец, чтобы благодаря этому получить шерсть для производства качественного сукна».
Вольтер никогда не бывал в империи царей, но это не мешает ему высказываться по вопросам, насчет которых единого мнения не было даже у самих россиян. Запретной темой в России считался процесс и смерть сына Петра I Алексея. Француз поставил себя в очень неловкое положение. Выступая как частное лицо, в письме Ивану Шувалову 22 сентября 1759 года он пишет: «Меня немного смущает печальная участь царевича. Я не могу говорить против совести: смертный приговор всегда казался мне излишне жестоким наказанием». В своей «Истории» он (впрочем, следуя по стопам Фонтенеля (Bernard le Bovier de Fontenelle)) констатирует, однако, что суровость царя в отношении сына была оправданна, поскольку последний злоупотреблял религией, читая вредные церковные книги, и контактировал с людьми, которые выступали против прогрессивных реформ его отца.
Вольтер, который принял деятельное участие в деле Жана Каласа (протестанта, ставшего жертвой предвзятого суда, — прим.пер.), в этой истории приходит к неожиданному выводу: приговор судей, который признали Алексея виновным и приговорили к смерти, соответствовал воле российского народа, следовательно, вердикт исходил от самого народа, а царевич погиб во имя всеобщего блага. Здесь мы имеем дело с политической пропагандой, которую, пользуясь выражением Оруэлла, можно было бы назвать новоязом. Трагедию царевича, которого преследовал жестокий отец, Вольтер описывает по схеме слезливой мелодрамы, где жертва — это палач, движимый любовью к блудному сыну.
Царская империя сосредоточила вокруг себя большую группу ученых, философов и деятелей искусств, которые создали нечто вроде «интеллектуальной республики», продвигающей идеи прогресса, терпимости и свободы. Ведшаяся из Петербурга с огромным размахом успешная идеологическая и пропагандистская компания позволяла продемонстрировать Западу Россию в образе просвещенной, толерантной и абсолютно европейской страны. Докучливая западная цензура, притеснения энциклопедистов, преследования на религиозной почве (например, упоминавшее выше дело Каласа), отсутствие свободы — все это позволяло ей укреплять свой авторитет в концерте европейских народов, а также позицию в прогрессивных кругах западноевропейских политиков и мыслителей. Представители истеблишмента на Старом континенте с тревогой взирали на шаги «новых варваров», тогда как либеральная общественность с надеждой всматривалась в зарю свободы, занимающуюся на востоке.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram и получайте переводы самых ярких материалов зарубежных СМИ.
Следующая похожая новость...
