Почему Гитлер променял красную армию на нацизм - «Новости Дня»

{short-story limit="540"}

В период 1917-1918 годов у политической жизни политических врагов – России и Германии было до смешного много общего. Пока российских социалистов обвиняли в том, что они кормятся за немецкий счет и действуют в немецких интересах, аналогичные претензии выслушивали германские «красные» – «агенты России на кайзеровской земле».

И одних и других несла к власти послевоенная разруха, переходящая в гражданское противостояние. И одних и других костерила консервативная пресса, объединяя в единый «еврейский заговор». И даже день 7 ноября прогремел для них созвучно, пусть и с поправкой ровно на год – в 1918-м Курт Эйснер провозгласил Баварию социалистической республикой, став ее первым премьер-министром.

В отличие от Ленина этот сторонник марксизма выступал за неприкосновенность частной собственности, но патриоты-монархисты старой закалки воспринимали его даже болезненнее, чем царские генералы – Ильича. Эйснер был принципиальным не-патриотом, пацифистом и «пришлым евреем», которому было суждено погибнуть от руки монархиста, антисемита и, что особенно парадоксально, еврея по происхождению Антона фон Арко-Валлея.

Революция, положившая конец монархии, в Германии носит название Ноябрьской. При этом местный аналог октябрьского переворота – восстание спартакистов, одним из лидеров которого была Роза Люксембург, провалился, вместо коммунистов в стране утвердились социал-демократы, а Бавария оказалась той немецкой советской (то есть управляемой Советами) республикой, что продержалась дольше всех. Утвердиться ей помогли волнения и смута, обострившиеся после убийства Эйснера, а удержаться помешал идеализм вождей.

Знаменитый поэт-экспрессионист Эрнст Толлер стал первым формальным лидером советской Баварии, но из российских исторических фигур его нужно сравнивать не с Лениным, а с Троцким – оба проявили себя, прежде всего, как командиры красной армии, призванной защитить молодую советскую власть. Но если Троцкий действовал решительно и жестко, руководствуясь циничным расчетом, то Толлер оказался настоящим романтиком – расстрелов не применял, артиллерии не признавал, а пленных солдат и офицеров противника отпускал на свободу. В советской печати это впоследствии назвали «чертами излишнего великодушия».

Противником Толлера был фрайкор – патриотическое народное ополчение, призванное проигравшим мировую войну генералитетом для подавления советского мятежа. Эти люди со своими врагами, напротив, не церемонились и готовы были убить всякого, в ком разглядели коммуниста. Как-то по умолчанию считалось, что Советская Бавария существует только за счет российской и «международной еврейской» помощи, а любой ее деятель не достоин жалости – всё «красное» предполагалось извести под корень.

Преемник Толлера на главном посту – Евгений Левине в этом смысле олицетворял для фрайкора всё худшее, поскольку был евреем, родившимся в Петербурге.

После того, как пришедшие из Берлина эшелоны смяли красную армию и вошли в Мюнхен, остатки сопротивления были подавлены с показательной жестокостью. Если революционный трибунал Советов, боровшийся с баварской контрреволюцией, не вынес ни одного смертного приговора, то фрайкор буквально завалил улицы баварских городов трупами. В основном это были трупы не красноармейцев или коммунистов, а гражданских нонкомбатантов – ни в чем не повинных людей. Подобную ожесточенность впоследствии пытались объяснить не столько страхом перед красными, сколько вымещением злобы за проигранную мировую войну.

В этой «мясорубке» и «оргии убийств», как описали происходящее современники, должен был сгинуть и Адольф Гитлер – красноармеец и избранный член солдатского совета своего батальона. Будущего фюрера можно было с полным правом назвать советским человеком. Он не только не выказывал недовольства «большевистской еврейской властью», но и оказался в числе тех, кто сопровождал гроб Курта Эйснера.

Подтверждающая это запись известна нам благодаря тому, что была найдена уже после Второй мировой войны. Уже 1920-х годах советский период жизни фюрера был полностью переписан. В «Майн кампф» Гитлер заверял, что его «твердокаменная система взглядов» на мир, политику, большевиков и национальный вопрос сформировались еще в ранней юности. А в последующей официальной биографии утверждалось, что в дни Баварской советской республики Гитлера пытались арестовать за «антисоветскую деятельность», и ему даже пришлось пустить в ход оружие.

Твердо известно одно: вместо того, чтобы стать жертвой фрайкоровской кровавой вендетты, бывший ефрейтор – будущий вождь оказался во главе люстрационной комиссии собственного батальона, который предстояло зачистить от коммунистов. С точки зрений фрайкоров, в этом была своя логика: нужен был человек изнутри, который при этом не ассоциируется с резней на улицах.

Сам вчерашний красноармеец, скорее всего, просто хотел выжить и остаться в армии, по крайней мере, это гарантировало ему более-менее регулярный паек в стремительно нищающей стране.

Судя по всему, Гитлеру просто повезло, хотя существуют самые разные конспирологические и откровенно бредовые теории насчет его преображения и перехода из левого сектора в правый. Вплоть до той, что ему как своему любовнику оказал протекцию Эрнст Рём – создатель Штурмовых отрядов и близкий друг фюрера, убитый по его же приказу в Ночь длинных ножей. В Мюнхен этот человек пришел именно как каратель, как и другой ближайший сподвижник Гитлера – Рудольф Гесс. То есть они действительно познакомились в Баварии, формально находясь с разной стороны баррикад, но такой «военно-полевой роман» – это чересчур даже по меркам голливудских сценаристов.

Несмотря на то, что Советы продержались в Баварии почти месяц, а жестокость фрайкора запала в народную память, эту немецкую землю не стоит воспринимать как германский заповедник красных идей или уголок интернационализма, раздавленный сапогом карателя. Та же самая Бавария вскоре станет колыбелью нацизма и за считанные месяцы обеспечит Гитлеру резкий политический взлет, что отнюдь не случайно.

Ряд деятелей баварских Советов имеют романтический флер за счет того, что оппонировали гитлеровцам. Некоторые из них (например, анархист Эрих Мюзам) впоследствии приняли мученическую смерть в концлагерях. Но в период 1918-1919 годов даже многие гуманистически настроенные представители интеллигенции воспринимали их как безумных и опасных фанатиков.

Что и говорить о баварских лавочниках и мелких бюргерах – опоре НСДАП. Тотальная разруха наслаивалась на раздуваемый пропагандистами страх перед большевистской угрозой, а привычный для этих краев антисемитизм нашел себе цель в лидерах Советов.

Что же касается Гитлера, он проявил себя как человек с чрезвычайно гибким позвоночником. По одной из трактовок, вождь Третьего Рейха возненавидел красных именно тогда, когда увидел, что они не способны бороться за свои идеалы и легко сминаются грубой силой. Но подобный подход к истории несправедливо льстив для усатого фюрера и столь же несправедливо пренебрежителен в отношении немецких коммунистов, до последнего державших стенку против коричневой чумы.

Честнее считать, что Гитлер сумел подстроиться под стремительно меняющуюся политическую реальность и ощутил запрос толпы, направив ее фобии, агрессию, разочарование и ненависть в удобное для себя русло – то самое, что приведет Германию к катастрофе.

Согласно принятой в СССР датировке, ровно 100 лет назад была создана Баварская Советская Республика с красным флагом в качестве государственного и собственной красной армией. Именно там начал свою политическую карьеру Адольф Гитлер. Но что заставило его сменить красную повязку на свастику и возненавидеть тех, кому раньше служил? В период 1917-1918 годов у политической жизни политических врагов – России и Германии было до смешного много общего. Пока российских социалистов обвиняли в том, что они кормятся за немецкий счет и действуют в немецких интересах, аналогичные претензии выслушивали германские «красные» – «агенты России на кайзеровской земле». И одних и других несла к власти послевоенная разруха, переходящая в гражданское противостояние. И одних и других костерила консервативная пресса, объединяя в единый «еврейский заговор». И даже день 7 ноября прогремел для них созвучно, пусть и с поправкой ровно на год – в 1918-м Курт Эйснер провозгласил Баварию социалистической республикой, став ее первым премьер-министром. В отличие от Ленина этот сторонник марксизма выступал за неприкосновенность частной собственности, но патриоты-монархисты старой закалки воспринимали его даже болезненнее, чем царские генералы – Ильича. Эйснер был принципиальным не-патриотом, пацифистом и «пришлым евреем», которому было суждено погибнуть от руки монархиста, антисемита и, что особенно парадоксально, еврея по происхождению Антона фон Арко-Валлея. Революция, положившая конец монархии, в Германии носит название Ноябрьской. При этом местный аналог октябрьского переворота – восстание спартакистов, одним из лидеров которого была Роза Люксембург, провалился, вместо коммунистов в стране утвердились социал-демократы, а Бавария оказалась той немецкой советской (то есть управляемой Советами) республикой, что продержалась дольше всех. Утвердиться ей помогли волнения и смута, обострившиеся после убийства Эйснера, а удержаться помешал идеализм вождей. Знаменитый поэт-экспрессионист Эрнст Толлер стал первым формальным лидером советской Баварии, но из российских исторических фигур его нужно сравнивать не с Лениным, а с Троцким – оба проявили себя, прежде всего, как командиры красной армии, призванной защитить молодую советскую власть. Но если Троцкий действовал решительно и жестко, руководствуясь циничным расчетом, то Толлер оказался настоящим романтиком – расстрелов не применял, артиллерии не признавал, а пленных солдат и офицеров противника отпускал на свободу. В советской печати это впоследствии назвали «чертами излишнего великодушия». Противником Толлера был фрайкор – патриотическое народное ополчение, призванное проигравшим мировую войну генералитетом для подавления советского мятежа. Эти люди со своими врагами, напротив, не церемонились и готовы были убить всякого, в ком разглядели коммуниста. Как-то по умолчанию считалось, что Советская Бавария существует только за счет российской и «международной еврейской» помощи, а любой ее деятель не достоин жалости – всё «красное» предполагалось извести под корень. Преемник Толлера на главном посту – Евгений Левине в этом смысле олицетворял для фрайкора всё худшее, поскольку был евреем, родившимся в Петербурге. После того, как пришедшие из Берлина эшелоны смяли красную армию и вошли в Мюнхен, остатки сопротивления были подавлены с показательной жестокостью. Если революционный трибунал Советов, боровшийся с баварской контрреволюцией, не вынес ни одного смертного приговора, то фрайкор буквально завалил улицы баварских городов трупами. В основном это были трупы не красноармейцев или коммунистов, а гражданских нонкомбатантов – ни в чем не повинных людей. Подобную ожесточенность впоследствии пытались объяснить не столько страхом перед красными, сколько вымещением злобы за проигранную мировую войну. В этой «мясорубке» и «оргии убийств», как описали происходящее современники, должен был сгинуть и Адольф Гитлер – красноармеец и избранный член солдатского совета своего батальона. Будущего фюрера можно было с полным правом назвать советским человеком. Он не только не выказывал недовольства «большевистской еврейской властью», но и оказался в числе тех, кто сопровождал гроб Курта Эйснера. Подтверждающая это запись известна нам благодаря тому, что была найдена уже после Второй мировой войны. Уже 1920-х годах советский период жизни фюрера был полностью переписан. В «Майн кампф» Гитлер заверял, что его «твердокаменная система взглядов» на мир, политику, большевиков и национальный вопрос сформировались еще в ранней юности. А в последующей официальной биографии утверждалось, что в дни Баварской советской республики Гитлера пытались арестовать за «антисоветскую деятельность», и ему даже пришлось пустить в ход оружие. Твердо известно одно: вместо того, чтобы стать жертвой фрайкоровской кровавой вендетты, бывший ефрейтор – будущий вождь оказался во главе люстрационной комиссии собственного батальона, который предстояло зачистить от коммунистов. С точки зрений фрайкоров, в этом была своя логика: нужен был человек изнутри, который при этом не ассоциируется с резней на улицах. Сам вчерашний красноармеец, скорее всего, просто хотел выжить и остаться в армии, по крайней мере, это гарантировало ему более-менее регулярный паек в стремительно нищающей стране. Судя по всему, Гитлеру просто повезло, хотя существуют самые разные конспирологические и откровенно бредовые теории насчет его преображения и перехода из левого сектора в правый. Вплоть до той, что ему как своему любовнику оказал протекцию Эрнст Рём – создатель Штурмовых отрядов и близкий друг фюрера, убитый по его же приказу в Ночь длинных ножей. В Мюнхен этот человек пришел именно как каратель, как и другой ближайший сподвижник Гитлера – Рудольф Гесс. То есть они действительно познакомились в Баварии, формально находясь с разной стороны баррикад, но такой «военно-полевой роман» – это чересчур даже по меркам голливудских сценаристов. Несмотря на то, что Советы продержались в Баварии почти месяц, а жестокость фрайкора запала в народную память, эту немецкую землю не стоит воспринимать как германский заповедник красных идей или уголок интернационализма, раздавленный сапогом карателя. Та же самая Бавария вскоре станет колыбелью нацизма и за считанные месяцы обеспечит Гитлеру резкий политический взлет, что отнюдь не случайно. Ряд деятелей баварских Советов имеют романтический флер за счет того, что оппонировали гитлеровцам. Некоторые из них (например, анархист Эрих Мюзам) впоследствии приняли мученическую смерть в концлагерях. Но в период 1918-1919 годов даже многие гуманистически настроенные представители интеллигенции воспринимали их как безумных и опасных фанатиков. Что и говорить о баварских лавочниках и мелких бюргерах – опоре НСДАП. Тотальная разруха наслаивалась на раздуваемый пропагандистами страх перед большевистской угрозой, а привычный для этих краев антисемитизм нашел себе цель в лидерах Советов. Что же касается Гитлера, он проявил себя как человек с чрезвычайно гибким позвоночником. По одной из трактовок, вождь Третьего Рейха возненавидел красных именно тогда, когда увидел, что они не способны бороться за свои идеалы и легко сминаются грубой силой. Но подобный подход к истории несправедливо льстив для усатого фюрера и столь же несправедливо пренебрежителен в отношении немецких коммунистов, до последнего державших стенку против коричневой чумы. Честнее считать, что Гитлер сумел подстроиться под стремительно меняющуюся политическую реальность и ощутил запрос толпы, направив ее фобии, агрессию, разочарование и ненависть в удобное для себя русло – то самое, что приведет Германию к катастрофе.