Бывший военнопленный, раненый в Керченском проливе 20-летний моряк Андрей Эйдер: «Было несколько секунд, когда перед глазами должна была промелькнуть жизнь. Летели снаряды. В воздухе — трассеры, в море — их отражение» (УНIАН, Украина) - «Военные дела»

© ФСБ РФОсвобожденный в результате достигнутых договоренностей между Москвой и Киевом моряк Андрей Эйдер, принимавший участие в незаконном рейде украинских военный кораблей, вторгнувшихся в территориальные воды России, поделился своими негативными впечатлениями о событиях того дня и последующем пребывании в заключении. Однако при этом он признал, что первыми, кто пришел ему на помощь, были россияне. Самый младший из военнопленных, вернувшийся в субботу на родину 20-летний Андрей Эйдер, рассказал УНИАН о ноябрьском морском бое, в котором получил ранение, уровне тюремной медицины в РФ и то, как ему приходилось помогать на суде переводчику с украинским языком. Андрей вместе со своим экипажем и другими моряками сейчас находится в военном госпитале в Киеве. Парни говорят, что осмотры продлятся еще несколько дней, затем они вернутся домой. Эйдер может задержаться: он был ранен во время атаки россиян в Керченском проливе, и врачи только начали его медобследование. УНИАН: Как ты себя чувствуешь? Ранение дает о себе знать? Андрей Эйдер: Быстро устаю, когда долго хожу, стою. Приходится садиться. Потом тяжело вставать. Говорят, что осколком задет какой-то нерв, но мне еще не сделали рентген. Наши врачи еще ничего мне не говорили о ранении. — Насколько сильные у тебя боли? — Как бы объяснить… Кода я сажусь, такое ощущение, что колено выворачивает в другую сторону. Ноющие боли были и есть, с переменными промежутками, но это мелочи. — Какие впечатления от российских тюремных врачей? — Я был в Керченской городской больнице, потом в «Матроской тишине». И от тех врачей остался негатив. Смотрите, СИЗО сконструировано так, что в коридоре стоят решетки, чтобы пройти к больным — надо их открывать. Российские тюремные фельдшера брались за замки, за прутья, а потом лезли в мои раны не надевая перчатки, не заботясь о стерильности. — Можете рассказать о том, что происходило в Керченском проливе? Насколько страшно это было? — Было несколько секунд, когда перед глазами должна была промелькнуть жизнь. Но я тогда думал не о том, что будет со мной, а о моих родных: «Как они себя будут чувствовать, если…». Стоял грохот, рев двигателей. Летели снаряды. В воздухе трассеры, в море — их отражение. Потом, хлопок, удар и я потерял сознание. Ненадолго очнулся, опять потерял сознание. Окончательно пришел в себя уже у врачей. Мне оказали первую помощь на корабле россиян, дали попить воды. — Что было самым сложным во время пребывания в СИЗО, во время судов? — Самое сложное было видеть родных людей. Комок к горлу походил. Но выезд в суд был радостью, это была возможность увидеть свой экипаж, других моряков. — Писали о том, что некоторые моряки требовали переводчика. У вас он был? — У меня он тоже изначально был. Но он так _